[indent] Одинокий дом глядел в тенистую чащобу леса мглистыми, зияющими червоточинами оконных рам – там, в тени косых перекладин и навесов, сновали едва различимые фигуры, прерывистые очертания последних гостей; вскоре его старые стены очнутся, вздохнут скрежетом ржавеющих петель и по стёклам пробежит отблеск зажженной свечи. Беспорядочные цепочки коридоров совьются змеиным хвостом и пропустят сквозь стены рокот радиопомех, и в механическом шепоте вновь отзовётся хриплый мужской голос: «я не хочу навредить». Шипящие отзвуки слов незнакомца отобьются эхом от стен, срастутся ворохом ехидны и тотчас заполнят ядом костище дома до верхов. Едкий токсин лживых слов пробьётся сквозь ветви каменных изваяний, завьётся беспокойными узорами на осколочной глади разбитого зеркала и сложится в грубо очерченные силуэты собачьих голов, и это — жуткое предзнаменование для узницы столетнего склепа. Покинутая, но не утратившая надежды, она продолжит ждать спасения от терзающих ночных кошмаров и довлеющего безумия. В тени чердачного навеса в который раз послышится надрывный детский плач; с минуты на минуту дом наполнится мерцающим светом, а сквозь рыхлые доски протянется смрад морозной сырости. Средь лога дверей и канделябров часы пробьют двенадцать, тихий скрип входной двери прогонит сон – и наяву пред новым взглядом заснуют безликие тени гостей.